Инь и Янь. Современные рассказы - Генрих Корн

– Нет. А вы?

– Раньше я интересовался религией. Теперь нет.

– Почему «теперь нет»?

– Потому что один мой бывший набожный дружок трахнул мою жену.

– А-а… Я вообще-то тоже замужем. И у меня есть ребёнок. Для вас это важно?

– Нет. А для вас?

– Было бы важно, наша встреча вряд ли состоялась бы. Не так ли?

– Пожалуй, да. Как зовут вашего ребёнка?

– Таня. А у вас нет детей?

– У меня никого нет. Я – один.

– По большому счёту, я тоже одна.

– Кажется, в вашей интонации отсутствуют позитивные нотки…

– Кажется, вы переоцениваете роль позитивного мышления в жизни человека. Вы не слишком зависимы от позитива?

– Я вижу, вы – сильная женщина. Ваши планы не поменялись?

– Нет.

Несколько часов спустя, уже вечером, они лежали обнаженные на матраце, на застеленном небольшим ковриком полу в полупустой однокомнатной квартире на Любовниково, 69.

– Мы ещё встретимся? – спросил он устало и отстранённо.

– Да. Думаю, через месяц, – устало и отстранённо ответила она. – Как мне отсюда уехать?

– Возле супермаркета «Козерог» останавливаются маршрутки. Или я могу вызвать тебе такси.

– Не надо, я уеду на маршрутке.

Светлана Сергеевна встала и холодно посмотрела на Лёху.

– Послушай, у меня к тебе серьёзный вопрос. Если ты не веришь в Бога, то во что ты веришь?

– Не знаю, – усмехнулся он.

– Что ты видишь, когда закрываешь глаза? Закрой глаза и скажи.

Он закрыл глаза и сказал:

– Я вижу темноту.

– А в темноте ты видишь что-нибудь?

– Пожалуй, единственное, что я вижу сейчас в темноте – это твоя вагина.

Она перешагнула одной ногой через его лицо.

– Открой глаза.

Он открыл и посмотрел вверх.

– Did you see it?

– Что?

– Ничего. Жду твоего звонка через месяц, Алексей.

– Хорошо, Света.

Светлана Сергеевна оделась и ушла. Лёха видел в окно, как она садилась в маршрутку возле «Козерога».

– Дура, – пробормотал он, задёргивая шторы.

Через месяц Лёха позвонил Маринке.

– Привет, Маринка, – сказал он притворно весело. – Как дела твои, жёнушка моя, дорогая-единственная? Давно не виделись мы с тобой… да? Что-то, знаешь, одиноко мне одному… с самим собой… Ты права – дурак я, Маринка!.. В понедельник у меня, знаешь ли, стена Берлинская падает, во вторник Чернобыль какой-нибудь взрывается, в среду «Титаник» тонет в самую глубь, а в четверг Третья Мировая начинается, да?… Со всеми последствиями… И ты думаешь, а что же в пятницу-то будет? Вот взяла и повалилась эта трухлявая изгородь, которую мы с тобой городили столько лет. Да, Маринка?.. Да и Бог с ней, с изгородью-то!.. Ведь столько лет мы вместе, Маринка!.. Разве порознь лучше?.. Разве одиночество лучше?..

– Если человеку с самим собой не одиноко, то и другому с ним не одиноко, – ответила она. – А если и с самим даже собой одиноко, то зачем такой хомут на того, кто рядом оказался, вешать?.. Это я дура, Лёша. Это ведь не ты меня выбрал в своё время, а я тебя. Я искала себе мужа по своим глупым… женским соображениям… Я искала, понимаешь?.. Не ты меня выбрал, а я тебя. А должно быть наоборот в нашем двуполом мире, Лёша. Ты должен был меня выбрать, выделить для себя из других женщин. Сказать: «Пошли, Маринка, со мной». А я, исходя из своего женского естества и своих женских сердечных симпатий, всего лишь дать согласие имею право!.. Не ходить и не искать себе мужика по своевольной похоти, по сиюминутным своевольным амбициям!.. Сила женского выбора именно в выборе и заключается! Как поздно я это поняла, Лёша!.. Где теперь моя своевольность? Где теперь мои амбиции? Где теперь моё похотение? Всё осталось там, в девятнадцать лет, а здесь – в двадцать девять – только горечь от них, только горький пепел, который носит вокруг меня непосильными вихрями ветер моего запоздалого осознания. И ты хочешь, Лёша, чтобы теперь мне стать женой Лотовой? Нет, я не хочу туда оглядываться! Мне там страшно, Лёша!.. Когда мне было девятнадцать, ты был для меня одним из многих, в ком я своевольно и похотливо искала себе мужа. Одним их многих, Лёша! Слышишь ты эти страшные слова?! Помнишь Вадика, молоденького лаборанта в институте, который теперь… строит из себя Вадим Вадимыча и устраивает дурацкие, никому не нужные митинги… помнишь его? А я первокурсницей, бестолковой самкой, крутила перед ним задницей, чтобы он обратил на меня внимание!.. Помнишь Сашку, который ездил на подаренной богатенькими папой-мамой «десятке»? Я думала, что попаду в «десятку», в самое «яблочко», если заполучу этого мальчика. И вот он теперь ездит на большой чёрной машине, важно заходит в своё горделивое стеклянное здание, в унылую чёрную дверь с надписью «ООО КОЗЕРОГ», сидит там, словно не человек, а царь и бог, и проводит тошнотворные «козерожьи» совещания, и меня блевать тянет от него!.. Да мало ли тех, перед кем я ещё вертела жопой, Лёша! Главное – довертелась!.. Вспомни, как я тебя соблазнила… Вспомни, как я себя вела, чтобы охомутать тебя… Как последняя шлюха, Лёша… И что я получила? Что мне удивляться твоему ко мне соответствующему отношению? Я слишком легко тебе досталась… и обесценилась в твоих глазах с самого начала… Никто из нас не давал друг другу никакого человеческого согласия… Это была «случка» по моей инициативе… «Случкой» всё началось и «случкой» же закончилось… Брак – это священнодействие в человеческом обществе… У нас с тобой не брак, Лёша. Ты не выбрал меня. Не подошёл, не сказал, как раньше белые люди делали, господа: «Будьте моей женой, Марина», а я не ответила: «Я согласна». Ты даже не подошёл, не сказал, как раньше делали чёрные люди: «Пошли со мной, Маринка», а я бы смиренно и терпеливо пошла. Мне надо было ждать своего часа, своего мужа, которого бы не я выбрала, но который бы выбрал меня, чтобы предстать пред ним невинной невестой, а не шлюхой. Тогда бы он и поступил бы со мной, как с невестой, а не как со шлюхой. Но, знаешь, Лёша… прости, я плачу… Бог милостив… Он даже тогда исправляет человеческие кривизны, когда они глубоки, как морщины… Для меня всё не так поздно закончилось… Не захотела войти в покой своего мужа смиренной невестой, вошла смиренной шлюхой… У меня теперь есть муж, Лёша… Он сказал мне «пошли», и я пошла, он меня выбрал, и я буду ему женой, пока смерть не разлучит нас… Для меня мало значит наш с тобой штамп в паспорте, но я умоляю тебя закрыть его другим штампом, потому что мы с моим мужем собрались обвенчаться.

Лёха опешил.

– Я не узнаю тебя, Маринка… – встревоженным, подавленным, глухим голосом проговорил он. – О чём… о ком ты говоришь?.. Ты где сейчас?.. Давай я приеду… Скажи, куда?..

– Поезжай на «Дружбу», к Дашке… Она сейчас одна ещё… и ей одной с самой собой одиноко… Поезжай, пока не поздно… пока она ещё не втянула в наше общее зло какого-нибудь хорошего и, главное, невиновного, человека… А она – девка красивая… амбициозная, своевольная пока… и похотливая… она может втянуть… Пожертвуй своим невыносимым одиночеством ради другого невыносимого одиночества, попытайся хоть немного оправдать своё личное зло…

– Ты что?.. С Серым связалась, что ли… с этим мудаком?.. – рассвирепел Лёха. – Он, эта мразь, эта падаль паршивая, эта свинья, разрушил нашу с тобой семью, бросил свою, и ты хочешь, чтобы я поехал к его жене, этой… истеричке и потаскушке… и кормил его тёщу и его ребёнка!.. Ты в своём уме-то?!

– Тебе никого кормить не придётся, кроме себя и той дурочки, которую ты соблазнил, – отрезала Маринка. – Хотя мужик на то и мужик, чтобы кормить баб и детей!.. Мы с Серёжкой забрали к себе и Димку, и Дашкину маму. Теперь это наш ребёнок и наша мама. Они нам не чужие. Мы бы и Дашку с собой забрали, только роль сестры её не устраивает. А Серёжка больше не может видеть в ней свою жену. Он – мужчина. А ты что за мужик? Жена переспала с другим, а он, видите ли, обратно зовёт, видите ли, одиноко ему!.. Надо отвечать за свои поступки, Алексей, если ты мужик, и баб не распускать! Разве я должна теперь решить, что тебе всё равно, сплю я с кем-нибудь другим или нет? И тебе по-мужски не противно будет со мной после другого? Тогда мне самой за тебя противно, слышишь?! Ты… ты, как животное!.. Ты не брезгуешь!.. Тебе всё одно, у тебя всё вместе – и жратва, и говно!.. Тогда это ты, а не Сергей – самая настоящая свинья!..

– Вы там ополоумели, что ли, все?! Ты забыла, что он тебя изнасиловал тогда?

– Это ты всё забыл, Лёша… – сорванным, заплаканным хрипом отозвалась Маринка. – У тебя память короткая на всё, хоть на доброе, хоть на злое… Ты всё затеял тогда.

– Я не затевал. Мы вместе с ним затеяли. Мы поспорили. Он слишком много нёс про своё «царствие небесное». Я просто выиграл в споре. Если уж на то пошло, то во всём виновата Дашка. Муж рядом лежит, а она ноги раздвигает…

– Ты раздвинул её ноги. Вот поезжай на «Дружбу» и сдвинь ей их обратно. Пожалей девку сейчас, раз тогда не пожалел. Сколько она теперь так будет жить с раздвинутыми ногами?..